В 1982 году мы, студенты литературного факультета, ездили на практику в Венгрию. Это было нечто вроде обмена — у нас на факультете учились венгерские студенты, а на лето мы уезжали работать в группах по изучению русского языка в лагерь неподалёку от Будапешта.

Конечно, это были незабываемые дни, тогда за границу попасть было нереально, а тут мы приехали, пятнадцать человек с курса, и вроде попали в совершенно привычные условия. Такие же домики на территории лагеря, что и у нас, такие же дети. Только без пионерских галстуков. Первое время не мы с ними занимались, а они с нами. Водили по лагерю, показывали территорию.

В моём отряде был мальчик Иштван, который вообще прекрасно, как мне казалось, знал русский, называл даже деревья, цветы, насекомых. Как-то он подвёл меня к краю ровной, явно заброшенной площадки, похожей на площадку для волейбола, и совершенно серьёзно сказал: «Сюда не ходит никто. И ты не ходи».

Было непонятно, почему нельзя сюда прийти, кругом очень красиво, скамеечки, ухоженное такое место. Я не обратил никакого внимания на предупреждения Иштвана, а зря.

Вечером я сюда пришёл именно потому, что уж очень понравилось. Издалека вижу, что на одной из скамеечек сидит старик с книгой. Я совершенно не смутился, сел на соседнюю скамейку, достал папку, решил родителям письмо написать. И чувствую, что надо мной кто-то склонился. Думал, что это кто-то из моих детей-воспитанников.

Поднял голову и обомлел: тот старик, который сидел на неподалёку стоящей скамейке, каким-то образом очутился рядом. Он был странно одет, в какой-то кафтан с вышивкой, сапоги, хотя было очень жарко даже вечером. Я уловил одно сказанное им слово — по-русски! — «Уходи»… И растворился в воздухе… Не знаю, какая сила столкнула меня со скамейки, но я бежал до корпуса без оглядки. На крыльце стоял Иштван и укоризненно качал головой.

Я не стал выяснять, кто был этот старикявно из прошлого. И Иштван молчал, будто ничего не случилось.